Есть книги, которые даже спустя время после их прочтения, не отпускают тебя, продолжают волновать, вызывая не то умиление, не то восторг перед человеческим духом и силой слова. Если размышлять о литературе, то что может быть лучше, чем книга о любви к книгам?! Это роман австралийского писателя Маркуса Зузака (Зусака) "Книжный вор".
"— Езус, Мария…
Лизель сказала это вслух, слова разлетелись по комнате, заполненной холодным воздухом и книгами. Книги повсюду!
Каждую стену укреплял стеллаж, забитый плотными, но безупречными рядами книг. Вряд ли можно было разглядеть цвет стен. И надписи всех возможных форм и размеров на корешках черных, красных, серых и всяких цветов книг. В жизни Лизель Мемингер видела очень мало чего-то настолько прекрасного.
В изумлении она улыбнулась.
На свете есть такая комната!
Даже попробовав стереть улыбку рукой, Лизель мгновенно поняла, что в этих маневрах нет смысла. Она почувствовала, что взгляд женщины движется по ее телу, и когда обернулась, этот взгляд остановился на ее лице.
Раньше Лизель бы и не подумала, что может быть столько молчания сразу. Оно тянулось, как резина, просто умирая от желания разорваться. Его разорвала девочка.
— Можно?
Слово замерло посреди необъятной пустоши деревянного пола. От книг его отделяли километры.
Женщина кивнула.
Можно, да.
Постепенно комната сжалась, так что книжная воришка, сделав лишь два-три шажка, смогла коснуться полок. Лизель провела тыльной стороной руки по первой, слушая, как шуршат ее ногти, скользя по книжным позвоночникам. Прозвучало, как музыкальный инструмент или мелодия бегущих ног. Лизель повела двумя руками. Все быстрее. По разным полкам наперегонки. И рассмеялась. Голос распирал, рвался из горла, и когда она остановилась наконец и замерла посреди комнаты, то не одну минуту стояла, переводя взгляд с полок на свои пальцы и обратно на книги.
Сколько книг она потрогала?
Сколько книг почувствовала?
Она подошла и снова стала трогать — на сей раз гораздо медленнее, открытой ладонью, успевая осязать мякотью невысокий вал каждой книги. Как волшебство, как красоту, словно яркие линии света, сиявшие с люстры. Несколько раз Лизель тянулась вынуть книгу с полки, но не решалась их беспокоить. Порядок был слишком идеален.
Слева девочка вновь увидела жену бургомистра — та стояла возле большого письменного стола, по-прежнему держа у живота башенку из книг. Стояла в восторженном наклоне. Улыбка словно обездвижила ее губы.
— Вы хотите, чтобы я?..
Лизель не закончила вопрос, а просто сделала то, о чем собиралась спросить, — подошла и осторожно приняла книги из рук женщины. И заполнила ими свободное место на полке у приоткрытого окна. Снаружи затекал холодный воздух.
Секунду Лизель соображала, не закрыть ли окно, но в итоге передумала. Это не ее дом, и сейчас ни к чему лезть не в свое дело. Вместо этого Лизель обернулась к женщине, стоявшей позади, чья улыбка походила теперь на синяк, а руки тонко висели по бокам. Будто у девочки.
Что теперь?
В комнату прокралась неловкость, и Лизель бросила прощальный мимолетный взгляд на книжные стены. Слова толклись у нее на языке, но выскочили второпях.
— Мне пора идти.
Уйти получилось лишь с третьей попытки".
Мудрость и доброта как близкого человека, так и книжного слова спасают от зла, вселяют надежду вопреки страданию, боли и потерям.
Мудрость и доброта как близкого человека, так и книжного слова спасают от зла, вселяют надежду вопреки страданию, боли и потерям.
Комментариев нет:
Отправить комментарий