Джанет Фитч. Белый олеандр

 "Только олеандр благоухал — нежные ядовитые цветы, зеленые листья-кинжалы. Мы с матерью плохо спали в эти жаркие сухие ночи..."

    Две сюжетные линии - история двух женщин: юной художницы Астрид и её матери Ингрид, что сидит за монтажным столом в редакции журнала о киноиндустрии и создаёт аппликации.

    "Пришлось открыть окно металлической линейкой для аппликаций. Теперь она положила олеандровую ветку в его жбан с молоком, другую — в устричный соус, еще одну — в домашний сыр. Проткнула веткой тюбик с зубной пастой. Сделала композицию из белых олеандров в вазе ручной работы на его кофейном столике, рассыпала цветы по его постели..." Литература, музыка, человеческие страсти...

  "- Моя мать терпеть не может Чехова. Она говорит, любой, кто его хоть раз прочел, знает, почему там должна была случиться революция.

- Твоя мать…- улыбнулся Майкл. - На самом деле тебе бы это понравилось. В Чехове такая прекрасная тонкая грусть".

   Печальная и холодная, запах фиалковых духов, сарказм, синие глаза, гладкие белые волосы, туфли с высокими каблуками... такой Астрид представляет и ощущает свою мать, внешне притягательную, но словно ядовитую внутри, как белый олеандр.

"И я старалась не портить все просьбами, не надоедать ей своими мыслями. Мне приходилось слышать, как девочки требуют новую одежду и жалуются, что их матери невкусно готовят. Я всегда поражалась. Неужели они не понимают, что тянут матерей к земле? Разве цепям не стыдно за своих узников?"

Астрид с благоговением относится к матери, а Ингрид учит дочь постигать законы красоты, считая их незыблемой истиной. "Я уже слышала дыхание ледяных ветров Швеции", - так легко передаётся Астрид ирония её матери.

  Но Ингрид влюбляется в Барри, глядя на которого, она прежде только усмехалась, - завязка любовного конфликта. Спустя время Ингрид всё так же усмехается, глядя в сторону Барри, но это уже злая усмешка отвергнутой женщины, усмешка, полная ненависти и мести.

"Пришлось открыть окно металлической линейкой для аппликаций. Теперь она положила олеандровую ветку в его жбан с молоком, другую — в устричный соус, еще одну — в домашний сыр. Проткнула веткой тюбик с зубной пастой. Сделала композицию из белых олеандров в вазе ручной работы на его кофейном столике, рассыпала цветы по его постели..."

Суд над матерью, вызовы и вопросы, лечение, социальные работники... После ареста матери и суда Астрид оказывается в приёмной семье, но все её мысли об Ингрид.

"Она знала четыре языка, читала наизусть Т.С. Элиота и Дилана Томаса, пила «лапсанг сушонг» из полупрозрачной фарфоровой кружки. Даже в «Макдоналдсе» ни разу не была. Жила в Амстердаме и в Париже. Во Фрайбурге, на Мартинике. Что она могла делать в тюрьме?"

  Встреча с матерью в тюрьме, ощущения дочери после разлуки... восприятие мира чуткой душой художницы: "...ней синий цвет был ярким, живым, как песня... синие глаза стали чисты и пронзительны, как высокий скрипичный звук. Никогда она не была так прекрасна..."

 Страстные чувства ко взрослому мужчине после неутолённой мечты об отце, ранение от руки приёмной  матери, участие приёмного брата, больничная палата и письмо от матери, которая на огромном расстоянии в силах контролировать жизнь дочери, изредка проявляя чувства к ней: "Дорогая Астрид!

Мне сказали, неизвестно, доживешь ли ты до утра. Я хожу по камере, три шага туда и обратно, всю ночь. Только что пришел тюремный священник. Я сказала, что порву его на куски, если он еще раз меня побеспокоит. Астрид, я тебя так люблю. Это невыносимо. В мире нет никого, кроме нас двоих, разве ты не знаешь? Не покидай меня, не оставляй здесь одну. Пожалуйста. Не уходи, заклинаю тебя всеми светлыми и темными силами..."

Сначала чувство вины Астрид, потом другая приёмная семья и письма Ингрид, вразумляющие, утешающие, подбадривающие, а чаще безучастные. Наверное, поэтому такой манящей и привлекательной покажется презираемая новой приёмной матерью соседка Оливия.

  Новое испытание для Астрид - шрамы от укусов собак, изуродовавшие её лицо, новая приёмная семья и постоянное чувство голода. И, наконец, встреча с Клер, не просто приёмной матерью, а небезразличным человеком, под обаяние которой и попадает Астрид.

   "Клер повела меня в Музей искусств на. выставку Кандинского. Абстрактное искусство я никогда не любила. Мать со своими друзьями могли прийти в неуемный восторг от холста с несколькими черными и белыми полосами или большим красным квадратом. Но мне нравилось, когда на картине было что-то изображено — карточные игроки Сезанна, ботинки Ван Гога. Мне нравились индийские миниатюры эпохи Великих Моголов, японская живопись тушью — вороны, рогозы, журавли..."

 И они снова приходят в музей, и Астрид занимается рисунком, живописью, размышляет вслед за Клер над творчеством и судьбой Кандинского, посещает студию живописи и вместе с Клер навещает Ингрид в тюрьме.

"Глаза стали даже ярче, светились еще от ворот. Мускулистая, загорелая, с очень прямой осанкой, сейчас она меньше была похожа на Лорелею, больше на полицейского-убийцу из «Бегущего по лезвию бритвы». Ингрид, несомненно, желает дочери добра, но при этом не перестаёт вмешиваться грубо и властно в её судьбу, отравляя жизнь Астрид.
   Астрид долго будет вспоминать домик с потрескивающей печкой и мягким стуком дождя по крыш, берег реки, где она вместе с Клер и Роном провела замечательно время, поймала свою первую настоящую рыбу, лучшее время, пока оно таким было и для Клер. Потом очередной виток судьбы - Пол Траут в приюте, снова приёмная семья и восьмая по счёту школа... И за каждой семьёй скрывается своя судьба, судьба женщины, мечтающей о счастье. 

 "У меня была Ивонна, была Ники. Было это небо Рафаэля. Было пятьсот долларов, аквамарин покойной Клер и будущее, сданное в утиль. Что еще нужно девушке?"