В.Набоков. Детство

   1

При звуках, некогда подслушанных минувшим,
любовью молодой и счастьем обманувшим,
пред выцветшей давно, знакомою строкой,
с улыбкой начатой, дочитанной с тоской,
порой мы говорим: ужель все это было?

     и удивляемся, что сердце позабыло;

     какая чудная нам жизнь была дана...

        2

     Однажды, грусти полн, стоял я у окна:

     братишка мой в саду. Бог весть во что играя,

     клал камни на карниз. Вдруг, странно замирая,

     подумал я: ужель и я таким же был?

     И в этот миг все то, что позже я любил,

     все, что изведал я -- обиды и успехи --

     все затуманилось при тихом, светлом смехе

     восставших предо мной младенческих годов.

        3

     И вот мне хочется в размер простых стихов

     то время заключить, когда мне было восемь,

     да, только восемь лет. Мы ничего не просим,

     не знаем в эти дни, но многое душой

     уж можем угадать. Я помню дом большой,

     я помню лестницу, и мраморной Венеры

     меж окон статую, и в детской полусерый

     и полузолотой непостоянный свет.

        4

     Вставал я нехотя. (Как будущий поэт,

     предпочитал я сон действительности ясной.

     Конечно, не всегда: как торопил я страстно

     медлительную ночь пред светлым Рождеством!)

     Потом до десяти, склонившись над столом,

     писал я чепуху на языке Шекспира,

     а после шел гулять...

        5

        Отдал бы я полмира,

     чтоб снова увидать мир яркий, молодой,

     который видел я, когда ходил зимой

     вдоль скованной Невы великолепным утром!

     Снег, отливающий лазурью, перламутром,

     туманом розовым подернутый гранит,--

     как в ранние лета все нежит, все пленит!

        6

     Тревожишь ты меня, сон дальний, сон неверный...

     Как сказочен был свет сквозь арку над Галерной!

     А горка изо льда меж липок городских,

     смех девочек-подруг, стук санок удалых,

     рябые воробьи, чугунная ограда?

     О сказка милая, о чистая отрада!

        7

     Увы! Все, все теперь мне кажется другим:

     собор не так высок, и в сквере перед ним

     давно деревьев нет, и уж шаров воздушных,

     румяных, голубых, всем ветеркам послушных,

     на серой площади никто не продает...

     Да что и говорить! Мой город уж не тот...

        8

     Зато остались мне тех дней воспоминанья:

     я вижу, вижу вновь, как, возвратясь с гулянья,

     позавтракав, ложусь в кроватку на часок.

     В мечтаньях проходил назначенный мне срок...

     Садилась рядом мать и мягко целовала

     и пароходики в альбом мне рисовала...

     Полезней всех наук был этот миг тиши!

        9

     Я разноцветные любил карандаши,

     пахучих сургучей густые капли, краски,

     бразильских бабочек и английские сказки.

     Я чутко им внимал. Я был героем их:

     как грозный рыцарь, смел, как грустный рыцарь, тих,

     коленопреклонен пред смутной, пред любимой...

     О, как влекли меня Ричард непобедимый,

     свободный Робин Гуд, туманный Ланцелот!

        10

     Картинку помню я: по озеру плывет

     широкий, низкий челн; на нем простерта дева,

     на траурном шелку, средь белых роз, а слева

     от мертвой, на корме, таинственный старик

     седою головой в раздумий поник,

     и праздное весло скользит по влаге сонной,

     меж лилий водяных...

        11

        Глядел я, как влюбленный,

     мечтательной тоски, видений странных полн,

     на бледность этих плеч, на этот черный челн,

     и ныне, как тогда, вопрос меня печалит:

     к каким он берегам неведомым причалит,

     и дева нежная проснется ли когда?

        12

     Назад, скорей назад, счастливые года!

     Ведь я не выполнил заветов ваших тайных.

     Ведь жизнь была потом лишь цепью дней случайных,

     прожитых без борьбы, забытых без труда.

     Иль нет, ошибся я, далекие года!

     Одно в душе моей осталось неизменным,

     и это -- преданность виденьям несравненным,

     молитва ясная пред чистой красотой.

     Я ей не изменил, и ныне пред собой

     я дверь минувшего без страха открываю

     и без раскаянья былое призываю!

        13

     Та жизнь была тиха, как ангела любовь.

     День мирно протекал. Я вспоминаю вновь

     безоблачных небес широкое блистанье,

     в коляске медленной обычное катанье

     и в предзакатный час -- бисквиты с молоком.

     Когда же сумерки сгущались за окном,

     и шторы синие, скрывая мрак зеркальный,

     спускались, шелестя, и свет полупечальный,

     полуотрадный ламп даль комнат озарял,

     безмолвно, сам с собой, я на полу играл,

     в невинных вымыслах, с беспечностью священной,

     я жизни подражал по-детски вдохновенно:

     из толстых словарей мосты сооружал,

     и поезд заводной уверенно бежал

     по рельсам жестяным...

        14

        Потом - обед вечерний.

     Ночь приближается, и сердце суеверней.

     Уж постлана постель, потушены огни.

     Я слышу над собой: Господь тебя храни...

     Кругом чернеет тьма, и только щель дверная

     полоской узкою сверкает, золотая.

     Блаженно кутаюсь и, ноги подобрав,

     вникаю в радугу обещанных забав...

     Как сладостно тепло! И вот я позабылся...

        15

     И странно: мнится мне, что сон мой долго длился,

     что я проснулся -- лишь теперь, и что во сне,

     во сне младенческом приснилась юность мне;

     что страсть, тревога, мрак -- все шутка домового,

     что вот сейчас, сейчас ребенком встану снова

     и в уголку свой мяч и паровоз найду...

     Мечты!..

         Пройдут года, и с ними я уйду,

     веселый, дерзостный, но втайне беззащитный,

     и после, может быть, потомок любопытный,

     стихи безбурные внимательно прочтя,

     вздохнет, подумает: он сердцем был дитя!